Описывать дорогу ни к чему — просто гребли и гребли. Хотя, ближе к концу, где-то за 12 километров до цели, мы остановились позвонить (пока еще Умба была в прямой видимости). Пока Юрик звонил, я любовалась совершенно потрясающим небом, раскрашенным в оттенки фиолетового и розового. Сама же дорога описывается двумя параметрами: 45 километров за 10 часов. Всю дорогу были волны и боковой ветер, сносивший нас немного к Кандалакше.

   Когда мы были уже рядом с Турьим, я была просто поражена и даже слегка боялась той громадной скалы, которая выросла перед нами. В сумерках не сразу было видно, есть ли там куда причалить, или нет. Но когда мы подошли совсем близко — на расстояние в несколько сот метров, стало понятно, что здесь высадиться некуда. Надо было идти дальше. Собственно, выхода не было. Я все время думала о том, где же высаживались Ванька с Дашкой, когда дошли сюда.

   Последние семь километров (которые на самом деле были пятью с половиной) были гораздо хуже, чем предыдущие сорок. Мы не убились физически, но почему-то стали сильно мерзнуть (позже нам рассказал причину Александр Борисович из Тони Тетрино — вчерашний ветер «сдул» теплый верхний слой, поднял с глубины холодную воду, и резко похолодало. Вода в море была не выше шести градусов). Но когда мы подплывали к берегу, мы этого не знали. Мы шли с остановками через каждый километр, и я чувствовала, что моральный дух экипажа на исходе. Однако, надо было дойти до цели, или это не имело смысла.

    В сумерках можно было различить только темную полоску берега и светлое пятно моря. Впереди виднелось то, что я сперва приняла за причал. Но это была всего лишь каменистая коса, выдающаяся в море. Там начался низкий берег, к которому уже можно было подойти. На ближайшей точке мы увидели странный знак из бревен (надо было его сразу сфотографировать... я очень хотела, но подумала, что сделаю это на обратном пути). Потом на еще одном берегу было какое-то странное полукруглое сооружение. Юрик, у которого зрение поострее, сказал, что это — буквы. Слово «Заповедник».

   До Тони оставалось два километра, когда я сказала, что высаживаемся. Мы еще прогребли 500 метров вдоль берега, пока я искала подходящее место для высадки. В итоге мы чуть-чуть не дошли до оборудованной стоянки (но это, наверное, даже к лучшему. Почему — станет понятно далее). В довершении всего мы с Юриком недалеко от берега застряли на какой-то отмели. Пришлось делать проводку. А возле берега стало неожиданно опять глубоко. Искупались чуть ли не по пояс. «Красавчику» повезло — он прошел по единственному, наверное, пути через длинную цепочку камней. Уже светало, когда мы выползли на берег. Сам пляж был фиговый — песок, но выбирать не приходилось. Я, не выпуская весла из руки, побежала искать стоянку. Перебравшись через плавник возле берега и пройдя узкую полоску густого ельника, я неожиданнно оказалась... на дороге! Я стояла на хорошо укатанной песчаной дороге, которая к тому же в этом месте образовывала разъезд — две параллельных колеи. Пробежавшись немного вокруг, я поняла, что ровнее место я не найду, чем трава рядом с дорогой.

   Все время помня, что на берегу мои замерзшие товарищи, я быстро поставила весло как ориентир к ближайшей елке и рванула назад.

   - Перетаскиваем вещи к веслу. Ставим палатку на траву, а костер разводим прямо на дороге, - сообщила я своим.

   В тех условиях, в которых мы оказались: мокрые и полузамерзшие, любое более-менее подходящее решение было правильным. Главное было побыстрее переодеться и согреться, разведя большой костер. Байдарки положили к траве, а вещи унесли в лес. Там, в защищенном прибрежной лесополосой месте, не так дуло. Пока я бегала, я согрелась и перестала мерзнуть. Переоделась я самой последней, отчасти потому что мои вещи были в синей герме: она унесена была с берега последней, а на берегу из-за песка я не хотела переодеваться.

   Мы развесили мокрые вещи вокруг на деревьях. На следующий день я натянула веревки и все перевесила. С берега принесли плавника и разожгли большой беломорский костер. У меня были те же ощущения, что при сопровождении миссии на Соностров в 2008 году. Мы шли в ночь на щуках до Пежострова. После двухчасовой гребли мы были мокрые и замерзшие. Причалив к берегу, полному плавника, мы быстро раскочегарили громадный костер, рядом с которым могли все погреться.

"Мусорный ветер")) Да... это наш лагерь на Терском берегу.

   Наш костер был чуть поменьше, но на четверых его вполне хватало. Наконец-то было тепло. В двух шагах от костра опять становилось холодно, так что особо от него уходить не хотелось. Я отбегала только чтобы принести очередное бревнышко, чтобы подкинуть его в костер. Как люди, чей девиз «мы умеем жить красиво» (в которое входит и «комфортно»), мы заодно принесли с берега несколько досок и устроили пентагон вокруг костра.

   Приготовив настолько поздний ужин, что он мог бы быть ранним завтраком, мы ушли спать.

...

   На следующий день мы проснулись очень поздно — ближе к вечеру. А раскачались сходить в Тоню Тетрино уже часов в шесть вечера! Неудивительно, что в этот день мы туда не попали. Впрочем, обо всем по-порядку.

   Утром я встала одна. Даже Настя в этот раз меня не поддержала. Я решила приготовить завтрак. Должен был быть сладкий рис. Но неожиданно рядом с нашей стоянкой я нашла гриб. Подосиновик.

   - Так, - подумала я, - Если сейчас я пройдусь вдоль дороги и найду еще грибов, то на обед у нас будет грибной суп.

   Я пошла по дороге в противоположную от Тони Тетрино сторону. И нашла пару семейств подберезовиков. Так что участь грибного супа была решена. Вернувшись к лагерю, я взяла кан для грибов (чтобы не помялись) и собрала все грибы, которые видела. К сожалению, большинство подберезовиков оказалось червивыми. Их было слишком мало. Ладно. Я не унывала. Ведь была еще дорога в другую сторону — к Тоне.

   И я прогулочным шагом потопала по дороге. Мне повезло. Возле дороги (как ни странно, но на узкой полосе между дорогой и берегом в основном) стояли отличные грибочки, маленькие, с круглой шляпкой, все как на подбор. Их набрался целый кан.

   На полпути к Тоне Тетрино я услышала голоса и шум мотора. Я вернулась к лагерю и села чистить грибы, мимо проехал желтый УАЗ с одним водителем. Насчет грибов я рассуждала следующим образом: до обеда они не доживут. Так что придется нечто грибное сделать прямо на завтрак. В итоге я поставила вариться грибы. Потом добавила к ним рис. Получилась рисово-грибная похлебка.

На завтрак также с большой помпой мы съели бережно хранимую специально для этого случая банку персиков.

   Народ встал только чтобы позавтракать. Все порадовались грибам, особенно Кира. Потом у нас был «тихий час». Мы все четверо залезли обратно в палатку и продрыхли часов до пяти.

   Когда мы, наконец, выбрались в Тоню, оказалось, что мы едва не разминулись с владельцем. Александр Борисович уже уезжал и должен был вернуться на следующий день. Он обещал найти нам окошко для экскурсии и баньку к вечеру.

Гуляя по тоне, мы сфоткались с парочкой самых интересных экспонатов. Пока мы еще не знали, что это, например, - вежа, зимнее жилище лопарей.

Каврай - родовое божество лопарей.

   Распрощавшись с Александром Борисовичем, мы пошли искать закладки. Поначалу, заболтавшись, я чуть ее не прозевала. Но потом сориентировалась. К первой закладке вела хорошо утоптанная «народная тропа». Ее мы отыскали совершенно не напрягаясь. Вторую тоже особо не искали, по описанию ее было найти раз плюнуть. Поперебирали ништячки и положили все на место.

Первый тайничок, лесной.

Второй, береговой.

   Третьей целью был заброшенный полигон на вершине горы. Дороги мы не знали, но я, гуляя утром за грибами, видела дорогу, уходящую в лес, по направлению совпадающую с нужным нам. Ее и взяли в качестве ориентира. Правда, дорожка быстро закончилась возле высокой конструкции — домика на трех спиленных соснах. Мы такие уже видели раньше в Никитской аномальной зоне, хотя те были пониже. Это было «гнездо» охотника. Кира, Юрик и Настя конечно же немедленно влезли туда. Я, увидев, что лестница даже не прибита, не рискнула. Пройдя вперед, я обнаружила, что дорога кончилась.

   Дальше мы пошли напролом, по азимуту в GPS. Вверх и по пересеченной местности наша скорость составляла около километра в час. Но мы никуда не торопились. В лесу мы наткнулись на грибы. Я предложила их собрать на ужин (что впоследствии оказалось хорошей идеей. По дороге туда и обратно мы набрали килограмма три грибов)

   Через пару часов мы вылезли на вершину. Там не то что было сильно интересно. От гаража остались только развалины, бункер рядом был не слишком запутанным и любопытным. Контейнер мы не нашли, хотя нашли следы предыдущих кешеров: разорванную распечатку страницы с описанием тайника. Начал моросить мелкий дождичек. Юрик влез на крышу гаража и поймал связь. Я позже последовала его примеру, чтобы отослать последнюю смс-ку: телефон не только страшно глючил, но и успел сесть. Самое красивое, что я там увидела — небо с крыши гаража. По серому небу были нарисованы перья, вырастающие будто из одной точки в самом центре. Было видно залив на другой стороне мыса (мы же находились ровно в его центре). Жаль, что я не посмотрела на озеро, которое было в километре от полигона...

Гараж, в котором должен быть тайник. Увы, после заложения тайника он обрушился, вероятно, похоронив закладку. Мы ее отыскать не смогли.

Тот же гараж слева.

Смотровая вышка - виртуальная часть тайника.

У входа в бункер. Читаем журнал, найденный в бункере.

   Часов в десять мы пошли назад. Также неторопливо. Вниз было идти, конечно, проще. Мы рассредоточились и стали прочесывать лес в поисках грибов. Так мы вернулись к дороге, выйдя где-то между нашим лагерем и Тоней Тетрино.

   Офигенный грибной супчик на ужин — и спать.

...

   Следующий день, 26 июля был днем Райского Наслаждения. Придя к двенадцати в Тоню мы узнали, что туристы, которые были записаны утром на баню и экскурсию, опаздывают. И нас пустили в баньку вперед них.

   Это было... волшебно! Изумительно! После стольких часов и суток гребли, когда мышцы связались в тугие узлы, горячий пар расслабил их и вернул им молодость и легкость. Мы прямо изнемогали от удовольствия. Балдели, кайфовали и растекались в лужицу на деревянной полке. Каждый согласился, что это того стоило: столько грести сюда, чтобы получить такое как награду.

   Помывка в теплой пресной воде, парилка, холодное обливание после нее, березовый веничек и, наконец, ванная с морской водой (в ней находиться больше десяти-пятнадцати минут нельзя в принципе — можно посадить сердце, поэтому я засекала время по часам). Непередаваемо приятно. Плюс с утра выглянуло солнышко, и настроение взлетело до небес.

Нежимся на солнышке в "гамаках". Офигенное устройство! Надо сделать у себя на Сидорове)

   С утра мы не готовили, поскольку банькой нас накормили божественно вкусной жареной рыбкой: пятиминутой латочкой (разновидность селедки), свежевыловленной. Кире, которому рыбу было нельзя, достался кусок домашнего пирога. И мы, весело перемигиваясь, судачили о том, чей завтрак вкуснее.

Латочка. На заднем фоне - жилой дом поморов.

Морской чайник с длинной историей. Я ее, к сожалению, забыла)) Мы из него попили чайку.

Я заглянула в жилой дом. Это мужская половина поморской избы. Изба восстановлена на том же месте и таким образом, как все было в начале двадцатого века.

После баньки Кира и Юрик наносили воды из колодца для следующих посетителей.

   Когда мы все наконец вышли из чертога тепла и чистоты, Александр Борисович позвал нас на экскурсию. Как раз приехали ожидаемые гости, Алексей и Лена с детьми из Апатит. Они приехали на несколько дней пожить, уже не первый раз были в Тоне. Хозяин их устроил в поморском доме и вернулся к нам. Экскурсия началась.

Александр Борисович.

   - Помните присказку? Здесь русский дух, здесь русью пахнет, - начал свой рассказ создатель Тони Тетрино, - Так вот, это здесь, на Терском берегу. Вы знаете, что здесь никогда не было никаких захватчиков? Ни шведов, ни поляков, ни крепостного права. Здесь русский человек был всегда свободен. Отдаст свою десятину монастырю, и все. Кстати, большая часть угодий на Терском принадлежала вовсе не Соловецкому монастырю, а Кирило-Белозерскому. (в доказательство на стене висит копия грамоты о разделе земель между монастырями).

   - Однако, когда мне местные, стуча кулаком в грудь, - повествовал дальше Александр Борисович, - доказывают, что они — коренное население, я всегда спрашиваю: «А посмотрите. Кандалакша, Варзуга — русские названия? Нет. Это все названия лопарские. Коренное население здесь — лопари.

   Мы пошли к началу (от нашего лагеря) Тони, где стояли летнее и зимнее жилище лопарей: вежа и кувакса.

   - Когда первые русские поселенцы приходили сюда, они видели места, богатые дичью и рыбой. Но... условия здесь суровые, и далеко не каждый крестьянин мог переделать себя, стать помором — человеком, живущим морем. Чтобы здесь закрепиться, переселенцы заимствовали лопарские способы выживания, смешивались с коренным населением.  

   - Я считаю, что вежа — самое лучшее жилище, - Александр Борисович сделал отступление, вспомнив одну из своих экспедиций. Он пригласил нас внутрь, - Почему? Никакая современная палатка не может быть такой комфортной и удобной. В дождь ты залезаешь в палатку, мокрый, уставший. Спальник тоже промокает. Мы как-то в экспедиции были в таких условиях, нас пригласили в вежу. Я зашел — тепло, сухо, чайник на очаге, вещи сушатся под крышей, на деревянных лавках теплые оленьи шкуры. Кстати, тогда средств от комаров не было, и вещи, сушащиеся в дыму дополнительно им пропитывались и защищали от кровососов.

Вежа и хранилище продуктов.

   - Итак, вернемся. Зимнее жилище лопарей — вежа. Каркас из бревен, обложенных дерном. Каждый год прибавляли новый слой дерна. Знаете, первым способом обогащения был разбой. Разбойники приходили с моря. Деревню, увидев, разоряли, а лопарская вежа — кочка и кочка, пройдешь и не заметишь. Поэтому вежа спасала не только от непогоды, но и от злого человека.

   - А это что такое, знаете? - спросил Александр Борисович, показав на конструкцию, напоминающую скворечник — небольшой домик, поднятый высоко над землей на палке, с приставленной к нему лестницей. Кто-то из наших дал ответ. - Правильно. Обидеть лопаря мог не только человек, но и зверь. Поэтому еду прятали таким способом. А вот кувакса — летнее жилище лопарей. Построено из жердей, укрытых шкурами или берестой. Береста, кстати, хранится очень долго и большие куски бересты можно было передавать из поколения в поколение. Знаете, почему сохранились новгородские грамоты? Они были написаны на бересте!

   - Лопари никогда не были оленеводами, - делился Александр Борисович своими мыслями, наблюдениями и выводами, сделанными за множество экспедиций, - Оленей было так много, что если тебе нужно — пошел и настрелял.

   - Относительно верований лопарей. Они поклонялись сейдам, камню. У лопарей было два главных божества: Турис и Каврай, - Александр Борисович показал нам на каменную статую, увенчанную оленьими рогами. - Это Каврай, родовое божество лопарей. Ему молились о потомстве. Лопарские шаманы, нойды могли позволять возле Каврая освящать пули для охоты.

   - Я все время спорю с «исследователями» по поводу того или иного названия. Например, Турий мыс. Предложили версию, что от слово «тура» - водоросли, которые выбрасывает море. Вы видели, какая там скала? Что на нее может забросить? Водоросли выносит в бухту, но никак не на скалу. Турий мыс от «Турис» - это главное божество лопарей. Если они поклонялись камню, то представляете, как их должна была впечатлить такая масса камня. Да и поморы, когда возвращались с дальнего промысла, говорили, как увидят «Турью-матушку», значит дома.

   - Или вот деревня «Стрельна», - вернулся Александр Борисович к рассказам о спорах с горе-учеными, - Предполагают, что тут были московские стрельцы. Доказано, не было никаких стрельцов. Было два вида поморского промысла. Один - «стрельный» - берешь ружье, встаешь на лыжи и идешь по льду. Стреляешь тюленей и складываешь на берегу с меткой. Если метка есть, то даже если ты погиб в море, твою добычу отдадут семье. Если метки нет — то ничье. А лед — штука коварная. Может быть так. Вечером лед стоит у берега крепкий. Просыпаешься наутро — чистая вода. За ночь ветром лед отогнало от берега. И если ты остался на льду, но конец.

   На дальний промысел ходили двумя лодками (мое лирическое отступление). Не помню, как он назывался. Когда мы спросили, можно ли взять с собой оставшийся хлеб от утренней трапезы, Александр Борисович рассказал нам про обычаи поморов. На дальнем промысле, если ты не взял с собой достаточно продуктов, то с тобой никто не поделится. Возвращайся с промысла если хочешь, никто не будет рисковать своей жизнью из-за твоего раздолбайства.

   Хлебом, впрочем, с нами поделились. И даже без всякой платы. Я потом спросила, что считалось дальним промыслом. Александр Борисович ответил: «Горло Белого моря», «Новая земля», «Шпицберген».

   Времени, увы, было мало, поэтому невозможно было хоть сколько-нибудь подробно рассказать о всем культурном богатстве, собранном в Тоне Тетрино. Приходилось «галопом по европам» - только самую верхушку. Закончив краткий обзор лопарской части экспозиции, Александр Борисович пригласил нас к поморской. Мы пошли к амбару.

   - Чем, как вы думаете, пахли поморы? - спросил Александр Борисович, подойдя к стене амбара.

   Я предположила, что рыбой, но это был неправильный ответ.

   - Ворванью, - подсказал Александр Борисович, показывая на что-то, похожее на утиные лапки, прибитые к стене. На самом деле это были ласты тюленя. Александр Борисович предложил нам понюхать их — они пахли тюленьим жиром, но я, увы, не смогла его почувствовать, нюх не самая сильная моя сторона.  

   - Посмотрите, какие у него когти. Тюлень — это хищник. У него под усами вот такие клыки. А все думают, что тюлень — такое милое животное. Плохо, что Путин запретил отстреливать тюленей. Их так много уже расплодилось, что они могут существенно уменьшить рыбные запасы. Вот например, ко мне повадился тюлень в садок — знает, что у меня тут рыба стоит, сети рвет. А с ним ведь не договоришься — остается только убить.

   Мы зашли в амбар.

Внутри амбара. За моей спиной - лосиная шкура.

   - Для чего, как вы думаете, поморам нужен был амбар? Ведь зерно они не выращивали. Правильно. В амбаре хранили лодки. Здесь к тому же собрана коллекция «второстепенных промыслов поморов», это сын меня уговорил, Димка, но это неправильное название. У поморов не было второстепенных промыслов. Все было нужно.

   И нам Александр Борисович показал сушеную ламинарию, агар-агар, сделанных из мелких водорослей, тюлений жир, морскую соль — все в стеклянных банках. Рассказал, что в советские времена были здесь заводы по выработке агара, по засолке селедки. Что селедку во времена поморов разрешалось солить только в маленьких бочонках — чтобы сохранить товарный вид. В больших она мялась. Он сам восстанавливал древнюю поморскую технологию по вытапливанию тюленьего жира.

   - Два раза испортил, - поделился Александр Борисович опытом, - Потому что в начале надо было добавлять чуть-чуть воды, а нигде об этом не написано. Или например, морская соль. Ее нужно добывать в марте. Почему? Летом в воде много взвеси, она вся перебаламучена. В марте уже вся взвесь осела на дно, пресная часть превратилась в лед и вода имеет максимальную соленость. А знаете, как, например, сделать грузило для сетей? Берешь камешек, заворачиваешь в бересту, опускаешь в кипящую воду — и готово.  

   Он нам показал висящие на стене образцы подобных грузил. Там же по стенам были развешаны шкуры.

   - Это нерпа. Это лось. Это олень. Знаете, почему лопари кладут младенцев на оленьи шкуры и не боятся, что волоски попадут в дыхательные пути? Слушайте, расскажу вам историю. Однажды я был в зимней экспедиции и мы голодали. Еды с собой было много, но на морозе хлеб становится камнем, консервы — льдом. И вот мы встретили лопарей. У нас с собой был спирт. Мы договорились. Они на раз-два принесли кусок оленьего мяса, весь в волосах. Я посмотрел и сказал: «Что это такое? Как это есть?» А они: «Подожди немного». Вскипятили воды, положили туда мясо. Когда оно сварилось, ни одного волоска не осталось — все растворились.

   Опять было слишком мало времени, чтобы охватит все, что было развешено в амбаре. Александр Борисович периодически задавал вопросы: «Чем отличается умывальник от рукомойника»? И показывал нам рукомойничек, висящий возле двери. «А чем отличаются саамы от лопарей»? Я стушевалась. «Да это одно и то же». Я знала, но вопрос был поставлен так, что я растерялась.)

   Выйдя из амбара, Александр Борисович показал нам домики на сваях.

   - Это сетница. Как вы думаете, зачем на сваях подрубы? Конечно, против мышки. Ведь она съест не только рыбу, но все, что пахнет рыбой и может испортить все сетит. В них тоже можно жить.

   - Колодец. Мы пытались рыть в других местах, но ближе к морю вода была соленая, а дальше от моря ее не было вовсе. И только здесь, где был раньше колодец у поморов, вода чистая и пресная. Попробуйте. А это что такое, можете сказать? - Александр Борисович достал странную доску в форме рыбки с круглым вырезом посредине и двумя крючками по концам. Это оказалось поморское коромысло.

Поморское коромысло.

Димка.

   После этого Александр Борисович нас покинул, позвал Димку себя заменить. Димка — очень знающий специалист. Он начал со двора. Мы подошли к месту, огороженному цепью.

Место, где покоится карбас.

   - Карбас для поморов был членом семьи. Поэтому, когда он отслужил свой срок, его не ломали и не сжигали. Его оставляли на берегу, и он умирал своей смертью. Вот здесь еще можно проследить расположение досок.

Карбасы на Терском берегу были промысловыми и делались "внахлест", а на карельском берегу - грузовыми (т.е. для них была нужнее скорость), поэтому их делали "встык".

   - Рыбу хранили в леднике, - Дима повел нас дальше, к приземистому строению позади дома, - В конце зимы нарезали лед, если не было льда — собирали снег и клали в ледник. И он там не таял практически до осени.

Ледник.

   Дима открыл дверь и показал внутреннюю часть строения. Потом рассказал, как однажды к ним повадилась ласка. Ласка не ест рыбу целиком — съедает только со спины самую жирную часть. И сколько бы рыбы не лежало, испортит ее всю. Ту ласку они с удовольствием поймали капканом и убили. Шкурка висит в доме.

   Дальше была часовенка, стоящая на другом краю Тони. Она освященная, в ней собраны иконы реальных северных людей, ставших святыми. Начиная от самых первых подвижников и кончая моряками, погибшими на лодке «Курск». В часовне висит морская карта с лодки и несколько икон, посвященных экипажу. Димка нам рассказал, что на «Курске» отстреливали старые снаряды и один из них разорвался в стволе.

   Возле часовни висел колокол.

   - Это не только для службы. В туман в подобные колокола (это мог быть даже кусок железа, не обязательно колокол) звонили каждые пять минут, чтобы люди, проходящие мимо на лодках знали, где берег.

Напоследок мы побывали возле таблички, рассказывающей об открытии исследователей-геологов. Мы в конце подошли сюда еще раз с Александром Борисовичем.

   После окончания беглого осмотра поморской части нас опять подхватил Александр Борисович. Правда, последняя часть экскурсии состоялась вечером, в восемь часов. Но я опишу ее сейчас. Нас повели в лес, где стояли остовы самолетов времен второй мировой войны. Первый — бомбардировщик, упавший как раз рядом с этим местом.

   - Ничего забесплатно американцы нам не давали, - рассказывал Александр Борисович, - Все самолеты были оплачены золотом. Этот бомбардировщик сел, но из-за возгорания одного из двигателей, не хватило тяги, и самолет скапотировал (перевернулся). Весь экипаж, три человека, погиб.  

   - На севере были очень жестокие бои. Даже Мурманск был для немцев не так важен, как Кандалакша. Через нее проходили все пути с Кольского, и это была прямая дорога на Ленинград. В холодной воде выбросившийся из самолета летчик мог быть очень недолго — минут десять. Так что в основном их находили мертвыми. А тех, кого находили живыми, у них не было глаз. Милая птичка чайка. Считается, что это «душа моряка», но моряки ненавидят ее больше всего. Для чайки все, что находится на воде — еда.

   Часть экспозиции в деревянном сарайчике была представлена фотографиями и разными предметами военного обихода.

   - Вот, например, стеклянные фляжки. Их было мало, что бы там ни говорили. Они были только у офицеров. Зато, когда кончалось содержимое, коктейль Молотова, залитый в нее, уничтожал танк гораздо лучше стандартной гранаты. Сгорал за милую душу.

   - Альбом с этими фотографиями я выменял у одной финской бабушки. Отступая, они немцы оставили у нее альбом — триста семьдесят фотографий. Я обменял его на самовар и льняную скатерть. Переводчик потом говорила: «Я не могу понять, кто более счастлив — вы со своим альбомом или бабушка со своими самоваром и скатертью».

   - Вот это, - Александр Борисович показал фотографию в верхнем ряду, - Советский снайпер. Он был начальником отряда снайперов. Когда его точку вычислили, он перерезал себе горло опасной бритвой, чтобы не выдать расположение остальных. Однажды у меня была группа «распальцованных» мужиков из Питера. Один сказал: «Ну и дурак он был, что отдал жизнь за Сталина». Так этого свои же так обложили.

   - Что бы там ни говорили про Сталина, а войну он выиграл. Заградотряды, про которые много чего пишут и говорят — были больше психологическим приемом. Не было у страны ресурсов, чтобы выставить еще одну армию за спинами. Сотня человек заградотряда на дивизию — если бы они побежали, да их бы в момент смели. Они в основном ловили дезертиров. Чтобы пока остальные воюют, эти не могли мародерствовать в оставшихся без мужчин селах.

   Заключительным место экскурсии была табличка, поставленная в честь геологов-разведчиков, обнаруживших на Турьем мысе серебро и/или апатиты (точно не помню).

   - Турий мыс называют мини-Кольским. До того как апатиты были обнаружены в Апатитах, они были найдены здесь. А знаете остров «Медвежий»? Там остались серебряные шахты со времен Екатерины. Они затоплены, так что там нужно проводить разведку специалистам со специальным снаряжением. Ценность представляют предметы быта, которые там могли остаться еще с тех времен.

   И вот экскурсия закончилась. Мы, полные впечатлений, возвращались в свой лагерь. Мне лично очень захотелось вернуться сюда самой. Здесь столько всего. Вот где нужно было черпать сведения про саамов, если хотелось рассказать не фентезийную, а реальную историю племени. Мне захотелось научиться строить вежи и построить парочку на Сидорове. Мне очень хочется привозить сюда ребят, чтобы они прикоснулись к нашей истории, в том числе военной. Александр Борисович очень хорошо рассказывает, он просто кладезь информации. Не надо самому ходить по экспедициям — уже все есть, бери и черпай ведрами.

   Например про то, что "Чупинская регата" - это вовсе не обычай поморов (якобы так они распределяли тони на сезон - кто быстрее доплывет). Для людей, которые буквально выживали в суровых условиях, такие забавы были ни к чему. А тони на сезон распределялись следующим образом: самые уловистые выкупались, остальные распределялись по жребию.

   Или про то, что дом поморов делился на две половины: женскую и мужскую. Так получалось, чтобы не мешать друг другу. Женская половина жила "по солнышку". Утром надо было вставать, ухаживать за огородом, за детьми. Мужская половина, которая окнами была обращена к морю, жила "по луне". Тут важны были приливы и отливы, погода на море. Ночь-полночь - изменилась погода - вскакивай, вытаскивай сети и корабль на берег.

   Вечером над морем была гроза с дождем. Мне было не особо интересно, а вот Кира, Юрик и Настя с восторгом любовались огромными молниями, бьющими там, далеко в море. Кира пытался снять их на фотоаппарат, но не получилось. Времени был час ночи, пора было ложиться, чтобы встать пораньше — дорога домой предстояла долгая. Минимум те же десять часов, что мы шли сюда.

Самое лучшее, что у Киры получилось. Увы, "мыльницы" не предназначены для того чтобы "ловить молнии"...

Продолжение следует.