Итак... ОПИСАНИЕ БиЛ-2
ЛЮБЕЧ. СМУТНОЕ ВРЕМЯ.
Время действия - зима 884-885 годов. Город Любеч.
Князь Олег два года назад прошел походом со своей дружиной из Нового Города в Киев, вокняжился там, а по пути захватил Любеч и Смоленск. Князь любечский потерпел поражение в битве и пошел под руку Олега князем меньшим, обязался платить дань легкую мира для.
Времена неспокойные, всюду шастают разбойничьи ватаги. После войны осиротели люди, в леса подались. Особенно зимой лютуют, в голодную пору. Люди гибнут, почитай, каждый день. Тут не удивительны будут слухи про нечисть, что развелась в лесах.
А с другого края - Хазария, Каганат, откуда как раз налетят степняки - не зевай. (карта)
Действо разворачивается накануне Дня поминовения мертвых. В этот день под вечер воевода проводит в капище Перуна для дружины обряд. Открывается граница между миром живых и миром мертвых.
ЗЫ: Справка из "матчасти" ("Валькирии" Марии Семеновой):
Стояли, быть может, последние злые морозы, когда нам, отрокам, было велено натаскать старой соломы и уложить перед крепостью в поле. Сказывала я о границе, пролёгшей когда-то между мирами умерших и живых? Нелегко путешествовать через неё туда и обратно, мало кому удаётся, разве что ненависти и любви. Ненависть убивает живых и поднимает в дорогу мёртвые кости, но любви подвластны гораздо большие силы, на то она и любовь. Мертвые не покидают любимых одних на земле. Если бы смерть увела меня от Того, кого я всегда жду, моя душа тоже не полетела бы поспешно в ирий, предпочла бы мерзнуть и мокнуть, но не отступилась, век шла бы след в след, советовала, хранила… и плакала от неслышного счастья, если бы он раз в году нарочно теплил костёр, обогревал меня, жмущуюся за правым плечом… Дома мы устраивали этот огонь вскоре после Корочуна.
Костёр зажгли вечером, когда луна выплыла из-за леса и облила его тем зеленоватым сиянием, что снилось мне по ночам. Воевода Мстивой добыл живого огня и выпустил его в солому, став на колени, как перед погребальным костром. Пламя с шорохом взвилось выше голов. Мы все стояли без шапок, и воины шевелили губами, молча глядя в огонь. Им, сражавшимся, было кого поминать. Только тот истинный воин, кому есть о ком поминать, есть за кого мстить. Я закрыла глаза и сразу почувствовала, что у огня стояло гораздо больше людей, чем можно было увидеть. Из потёмок, из вьющихся искр, из самого огня возникали всё новые. Высокая, прекрасная обликом женщина подошла к воеводе, два маленьких мальчика выбежали следом за ней. Потом показались старуха со стариком, мать вождя и отец, не назвавший датчанам лесного убежища рода. Других, подходивших к Велете, Хагену, Славомиру, я видела смутно, о них мне мало рассказывали. Я была по другую сторону пламени и, не открывая глаз, видела, как вздрагивали лица воинов, медные от жара. Никто из них давно уже не вздрагивал при виде вражьих мечей.
Дедушкина душа тёплой птахой припала к моему сердцу, белые перья шуршали, как падавшие угольки. Обнять бы её, удержать в ладонях, погладить… нельзя: слишком грубы и тяжелы руки живых. Я стояла не шевелясь, лишь губы шептали, поколение за поколением называя умерших, и умершие меня обступали. Живые без мёртвых голы и одиноки, мёртвым без живых пусто и холодно в небесном краю, в просторной гулкой земле…
